Автор: Domokozyavochka
Гороховый суп
Дома было нехорошо.
Уже неделю, как уехала в деревню мать, навестить своих. Далеко, тогда уже в Россию, в Тульскую область. Прихватила сестру и дом был наполовину пустой, замусоренный и бестолковый.
Впрочем, замусоренным он был всегда. Я потом пойму, что запущенное, бедное и некрасивое бесполезно убирать, оно так и останется бедным и некрасивым, только чуть влажным от вымытых полов.
Времена были лютые, на сломе государств и тысячелетий, голодные, беспросветные. Помню, как удивлялась какому-то ТВ-сюжету, где ухоженная дамочка пристально изучала упаковку в супермаркете, высчитывая калории и углеводы. Что за зверь такой "калория"? И зачем их считать?
Мы в то время покупали мёрзлые "ножки Буша" из картонных коробок на рынке, которые тут же на земле и раскалывали ломами, изредка подложив газетку, а когда и просто так. Пять кубиков "галины бланки", маргарин "Рама" в нарядной коробочке, прикидывающийся сливочным маслом, чай "Принцесса Канди", макароны с одним окорочком на четверых - вот и праздник в доме.
Когда и голодали. Тогда мать пекла постные лепешки из муки и воды, это когда на хлеб уже не хватало. Мы бы как-то пережили и лепешки, тем более это было вкусно, а вот скандалы переносить было сложней. Когда отец бубнил: "Ну, сделай из меня двое!". Когда мать попрекала его голодными детьми, а я чувствовала себя страшно виноватой, это ведь я "голодный деть" и служу причиной этого скандала. И за анемию свою было стыдно, потому что ее надо лечить препаратами железа и печенкой, а это деньги, деньги... И что вырастаешь из одежды или сбиваешь обувь. Как-то у нас были одни сапоги на троих.
У сестры эта детская нищета выродилась в неуемное потребление во взрослой жизни. Ей все это надо, все атрибуты "жизнь удалась". Набивает шкаф однотипными платьицами а-ля "принцесса", не по возрасту, в дурацкий горошек. Волочет чемодан тряпья, даже если командировка на один день. Надо, чтобы как у людей - голда на шее, крестик, иконки в машине...
А я напротив, стала жлобихой. Высокомерно хихикаю над женскими задыханиями у тряпочек, глубоко пряча детский перепуг "денег не хватит!", даже если их хватает скупить весь магазин. Я бережна к своим травмам и ношу пятилетний свитерок, как броню.
... Это были девяностые. Никто не беспокоился, что детей до 12 лет нельзя оставлять одних. Дети до 12 лет приходили сами из школы, грели обед, убирались в квартире, делали уроки, которые никто не проверял и не контролировал. Сами готовили себе одежду на завтра (точнее, впопыхах напяливали что придется с утра) и к приходу родителей спокойно пялились в телевизор.
Но в тот вечер в доме было нехорошо. Какой-то он был осиротевший. Отец задерживался на работе. В ванной копилась стирка, в раковине посуда. Не хотелось прикасаться ни к склизкой тряпке на раковине (эпоха сменных ярких губок еще не пришла), ни к прокисшим кошачьим мискам.
Пошла на кухню, включила свет. Тараканы бросились врассыпную. Поставила суп на плиту. Мой любимый, гороховый. Он был густой, можно было разбавить, подсолить и получался почти волшебный горшочек с бесконечной кашей. Взошла пена, суп прокис. "Зашумел", как говорила мать. Надо было бросить туда немного соды и прокипятить.
Я налила себе прокисшего супу, отвернулась за хлебом. В тарелке плавал таракан и дергал лапками. Пространство мира прорвалось и смотрело на меня из желтой тарелки, из ледяного окна, из бесконечной зимы. Я лет через двадцать прочитаю про "экзистенциальный ужас", это было примерно оно. А в тот момент это было что-то неназываемое и огромное, круто замешанное из одиночества, осознания смерти, собственной беспомощности. Только и оставалось, что воткнуться мордой в тощего кота и реветь до икоты, сколько хватит дыхания.
Никогда не бывает так страшно жить, как в детстве.
